Паэлья от Синей Бороды - Страница 22

– Ты где, Даша? – по-русски, с явно слышимым в голосе волнением спросил он. – Роза сказаль, что ты куда-то пошель. И тебя нет дома много времени.

– Я в парке, – кратко и по-русски ответила я ему, поскольку старички не скрывали своего любопытства к моему разговору. – И сейчас уже иду домой.

– Все хорошо, Даш-ша?

– Да! Конечно. Не волнуйся, Антонио, я иду домой.

– Хорошо. Я не могу много говорить, – торопливо проговорил он. – Поцелуй тебе, кариньо.

Мы попрощались, и я, убрав телефон в карман, повернулась к дедушкам:

– Мой муж. Я должна идти домой.

Старички понимающе закивали. Сеньор Энрике, заметив, что его внучка с визгом носится за голубями, отправился ее догонять.

– До свидания, Дача, – попрощался со мной сеньор Давид. И когда я уже развернулась, чтобы идти, сказал мне одну фразу, которую я поняла как «Верю, что твоя судьба будет другой, чем у той женщины». Впрочем, может быть, я и ошиблась.

Мой рассказ о знакомстве в парке и нашем разговоре с сеньором Давидом неожиданно вызвал у Антонио сильное недовольство. Тогда как я ожидала от него совершенно другой реакции – похвалы за мои маленькие достижения.

– Ты не должен уходить далеко, Даш-ша. Одна, ты можешь теряться! Я волнуюсь, Роза – тоже! Мы не знаем, где ты!

Он, сердито выговаривая мне, будто я совершила нечто недозволенное, мерил нервными широкими шагами маленькое пространство моей комнаты.

– Извини, – пробубнила я и потупилась.

– «Извини», – передразнил меня Антонио и метнул на меня раздраженный взгляд. – Ты говоришь с незнакомым сеньор. Ты не знаешь, плохой он или хороший! Ты не должен слушать, что говорит тебе этот старый сеньор!

– Почему? – наивно спросила я, и в самом деле не понимая, что плохого совершила. Всего лишь побеседовала с пожилым сеньором. Только это! И ничего, совершенно ничего запрещенного, недозволенного, дурного он мне не рассказал! Наоборот, больше слушал меня. Это я и попыталась объяснить сейчас Антонио. Муж тяжело вздохнул и сел рядом со мной на диван:

– Кариньо, люди здесь любят говорить много. Как попугаи, понимаешь? Ты рассказаль сеньору история, завтра эта история знает вся деревня.

– Я не рассказала ничего секретного! – возмутилась я. – Только то, что жила раньше в России и приехала сюда к мужу. Это плохо?!

Антонио собрался что-то мне сказать, но оборвал себя и вместо этого вновь тяжело вздохнул.

– Почему ты злишься, Антонио? Объясни мне, почему ты так разозлился?

– Разозлилься, разозлилься? Что это, Даша?

– Энфа€дас.

– Но! Но! Я не… как ты сказаль, ра-зо-злись, да? Кариньо, я беспокойся за тебя. Ты будешь осторожен, да? В другой раз. Я хочу только это. Ты долзен быть осторожный.

– Хорошо. Я буду осторожной, – четко, словно мантру, произнесла я. – Осторожной, осторожной и еще раз осторожной.

Хмурое выражение исчезло с лица Антонио, он привлек меня к себе и поцеловал в висок.

– Я тебя люблю, кариньо. Очень-очень люблю, Даша.

Я, наверное, тоже должна была признаться в своих чувствах в ответ, но промолчала и лишь просто кивнула, принимая его «люблю».

VI

На следующий день, опять не поставив в известность мужа, я отправилась в поселок. Роза сегодня должна была прийти к обеду, поэтому я могла совершить прогулку, спокойная за то, что никто (читай – вездесущая домработница) не позвонит моему мужу с сообщением, что я опять куда-то самовольно ушла. Впрочем, что такого в моих прогулках? В конце концов, я не обязана сидеть дома взаперти и выходить по специальному разрешению. Да, конечно, понимаю, что Антонио беспокоится за меня. Но я пообещала ему быть осторожной, но не клялась кротко ждать его возвращения возле окна в своей «горнице» с вышиванием в руках.

Мне хотелось вновь встретиться с сеньором Давидом и расспросить его о русской женщине. Не знаю почему, но меня заинтересовала история соотечественницы, которая, как я воображала, тоже эмигрировала сюда.

Я сунула в сумку телефон, учебник испанского (повторю до прихода Любови Федоровны урок), взяла оба ключа – от входной двери и калитки и, ощущая себя школьницей, которая, накрасившись маминой косметикой, втайне от родителей сбегает на первое свидание к мальчику, отправилась на прогулку.

Сеньора Давида я так и не встретила. Обошла весь парк три раза, честно прождала минут сорок на лавочке, рассматривая редких прохожих и привставая в надежде, что это сеньор Давид, если видела вдруг кого-то, направляющегося в сторону парка. Но нет, мне не повезло. Глупо, и почему я была уверена в том, что вновь встречу дедулю «в тот же час на том же месте». Час не тот же, хоть место и то. Возможно, сеньор Давид и приходит сюда почти ежедневно, но после обеда, а не с утра. К сожалению, ждать так долго его не могу. Я разочарованно захлопнула учебник, который держала на коленях раскрытым, но за все время ожидания не прочитала ни строчки, и отправилась домой, в этот раз выбрав для возвращения другую, параллельную «моей» улочку.

Было время второго завтрака. Через неплотно прикрытые двери маленьких кафешек просачивался дразнящий кофейный дух. И у меня, с любопытством заглядывающей в большие окна-витрины, создавалось впечатление, что вся жизнь поселка сконцентрировалась именно в этих маленьких кофейнях. Несмотря на, казалось бы, рабочий час, они были переполнены людьми, которые, расположившись за столиками или вдоль вытянутых барных стоек, неторопливо пили кофе. Я, поддавшись общему «кофейному настроению», тоже вошла в стеклянные двери одной из кафешек, встретившихся на пути.

Я заняла свободный столик и заказала кофе с молоком подошедшему ко мне молодому парнишке-бармену с взъерошенными гелем по местной моде волосами. Он одарил меня понимающей улыбкой и вернулся обратно за стойку. В ожидании кофе я достала из сумки учебник и раскрыла на заложенной странице, но успела прочитать лишь половину абзаца.