Наверное, иногда приятно болеть, когда, находясь, как я сейчас, на грани сознания и бессознания, не чувствуешь боли, а только невесомость и свободу от мыслей и проблем. И мне нравилось то, что я сейчас в таком состоянии. Обо мне заботились: я опять же не видела кто, но ощущала опеку. Я точно была уверена в том, что этот «кто-то» – не Антонио. Он ко мне не приходил, и этот факт только радовал.
Немного позже я поняла, что тот, кто заботится обо мне, – женщина. Лица ее я не видела, оно оставалось для меня будто в дымке. Я видела лишь ее силуэт, облаченный в какое-то немодное темное платье, ощущала запах незнакомых, может быть, чересчур сладких и навязчивых духов и чувствовала прикосновение ее приятно-прохладной ладони к моему пылающему лбу. От этих прикосновений мне делалось значительно лучше, и я умиротворенно погружалась в глубокий сон. Иногда незнакомка приносила мне воды. Я не звала ее, не просила пить, но она будто чувствовала, что в этот момент я испытываю сильную жажду.
Несколько раз мне на постель будто вспрыгивала кошка. Я не видела ее, но знала, что это – моя старая знакомая. Кошка с разными глазами. Она топталась у меня в ногах и, улегшись на них, заводила свою хрумкающую песенку. От визитов этой кошки мне тоже становилось легче, как и от визитов женщины. Они никогда не приходили вместе. Или кошка, или женщина, но кто-то из них постоянно был рядом со мной.
– Где мой муж? – однажды все же спросила я у женщины, присевшей ко мне на кровать. Но та, видимо, была погружена в свои мысли, потому что ее горестная реплика была совершенно не связана с моим вопросом:
– Сумасшедший Родриго… Так безнадежно влюблен в меня. Глупец, прошлое не изменить и не повторить.
Говорила она по-русски, и я мысленно обрадовалась тому, что ухаживает за мной соотечественница. Когда я более или менее наберусь сил для разговоров, расспрошу ее, кто она и откуда.
Однажды я услышала шум, доносившийся сверху. Этот шум беспардонно врезался в мой сон, разорвав его хлипкую паутину и вернув в воспоминания о страхах, которые мне довелось пережить, живя в доме. Это был шум какой-то возни, скрипа кровати, стонов и потом – испуганных и гневных криков, будто спорили несколько человек. Я, прислушавшись к тому, что творится наверху, поняла, что мне надо подняться и отправиться туда. Тогда я наконец узнаю настоящую тайну этого дома, а не инсценированную Антонио. Удивительно, встать с постели мне удалось без труда, без ощущения слабости. Комната, в которой я лежала, показалась мне незнакомой, но вот лестница – знакомая, «реставрированная». Поднимаясь по ступеням, я подумала о том, что должна была выбрать другую лестницу, потому что эта упрется в стену. Но, несмотря на такую здравую мысль, все равно упрямо продолжала свой путь. И мое упорство оказалось вознаграждено неожиданно появившимся в стене проемом. Я вошла в него и бесстрашно подалась на звук голосов, уже зная, что сейчас из этого коридорчика выйду в спальню, в которой мне уже довелось побывать. Тихо, стараясь не шуметь, я приблизилась к приоткрытой двери, в проем которой просачивался дынно-желтый свет. Голоса становились все громче и различимей. Спорили женщина и двое мужчин. Вернее, даже не спорили, а ругались насмерть. Женщина будто умоляла о чем-то, один из мужских голосов смолк, а второй гневно что-то выговаривал. О чем спорили, понятно мне не было, несмотря на то что я находилась уже близко от двери. Чуть-чуть поколебавшись, испытывая покалывающее в кончиках пальцев возбуждение от предвкушения скорой разгадки, но совершенно не испытывая страха, я толкнула дверь.
…И оторопело замерла на пороге. Мое присутствие осталось без внимания, будто меня и не заметили вовсе. В кровати лежали обнаженная молодая женщина и молодой, удивительно красивый парень. Они испуганно жались друг к другу. В черных, масляно-влажных глазах парня застыл обреченный ужас, лицо женщина прятала у него на плече. А над обнаженной парой грозно нависал одетый в осеннюю старомодную куртку господин. Я видела его со спины, но смогла заметить то, что в вытянутых руках он держит пистолет, направленный на согрешившую парочку. Пока меня не заметили, я в шоке попятилась назад. Но в это мгновение женщина резко подняла лицо, поворачиваясь к господину с пистолетом. Я вдруг увидела, что она – это я. Я лежала в кровати с молодым красивым любовником. И я же – одновременно пятилась к двери. Только у той, что лежала в кровати, глаза оказались разного цвета: один – светло-карий, другой – голубой. Прежде чем я успела осмыслить и принять факт своего «раздвоения», я-любовница закричала:
– Не стреляй!!! Не стреля-ай!
Но в это мгновение грянул выстрел.
И от этого выстрела я очнулась. Резко открыв глаза, я с недоумением посмотрела на молочно-белый потолок и перевела взгляд на выкрашенные бледно-голубой краской стены. Незнакомая комната, ничего не имеющая общего с моей комнатой в доме мужа. Нет, я не в доме Антонио. И эпизод с выстрелом – это всего лишь часть глубокого нездорового сна.
Словно почувствовав, что я очнулась, в комнату вошла женщина среднего возраста, одетая в медицинский брючный костюм.
– О-ла, – нараспев поздоровалась она со мной.
– Здравствуйте, – отозвалась я по-русски, еще не очнувшись от долгого сна, в котором ухаживающая за мной женщина, одетая в ужасно некрасивое платье, была русской.
– Ке? – спросила женщина, присаживаясь рядом со мной на стул.
Конечно, она не поняла. Она – не русская. Испанка. И все, что я «видела» раньше – другую женщину, кошку – было лишь моим сном, видениями, порожденными болезнью.