Паэлья от Синей Бороды - Страница 56

– Извините. Это приветствие по-русски, – ответила я по-испански и завозилась, чтобы сесть.

– Но! Но! – запротестовала она, и я послушно не без удовольствия опустила голову обратно на мягкую подушку.

– Где я?

– В госпитале. Не волнуйся, все хорошо. Маленькая болезнь, – успокоила меня она. Но я, вопреки ее утешениям, разволновалась. Что за болезнь? Один раз я уже так очнулась, и меня попытались уверить в том, что я совершила попытку суицида. А потом муж тряс в полиции справкой о моем сумасшествии. Не упрятал ли он на этот раз меня в испанскую психушку?!

– Что за болезнь? – спросила я, наверное, слишком нервно, потому что испанка зашикала и, улыбнувшись, тронула меня за плечо.

– Что произошло со мной? – продолжала я настойчивые расспросы. И женщина, которая, видимо, была медсестрой, ответила длинной развернутой фразой.

– Не понимаю, пожалуйста, повторите.

– Лестница, – ответила она одним словом, которое, однако, сделало картину для меня такой ясной, будто мне ее расписали. Лестница. Я с некоторым облегчением перевела дух: значит, я в больнице, потому что упала, а не потому что меня сюда упрятал муж как умалишенную. Да, теперь все вспомнила.

– Как давно я здесь?

– Два дня, – ответила медсестра и, для того чтобы я лучше ее поняла, показала два пальца.

Два дня. А мне казалось, что болею уже очень-очень долго. По крайней мере видения, которые я поначалу приняла за правду, растянулись в какой-то безразмерный период. Остальные мои вопросы медсестра решительно пресекла категоричным заявлением, что мне не следует много разговаривать, потому что я слаба. И что меня сейчас будет осматривать доктор. А потом, если он разрешит, со мной поговорит полиция.

– Полиция? – эхом отозвалась я, не то чтобы удивляясь, скорее безразлично.

– Да. Доктор был против, но у полиции есть много вопросов к вам.

Я кивнула, но про себя все же скептически отметила, что раньше, когда мне нужна была помощь, у полиции вопросов не было, а сейчас – появились. Под понятием «полиция» я имела в виду того «конторного» дядьку в униформе, погрязшего в бюрократии, на которого все еще сердилась и обижалась. А потом, мыслями плавно перекинувшись с этого сеньора на симпатичного молодого полицейского с солнечной улыбкой, почти оттаяла от теплой радости, затопившей мою встрепенувшуюся в глупой надежде душу: а вдруг это он хочет побеседовать со мной? Ведь он тоже оказался в некотором роде участником событий. Может, у него возникли какие-то вопросы, связанные с газетными вырезками, которые я ему сунула? Наивная надежда из разряда первых девчачьих сексуальных фантазий, когда грезишь о том, чтобы объект подарил тебе очередной взгляд и улыбку, и млеешь потом добрых два дня, анализируя слюнявое воспоминание о случайном взгляде. А уж фантазии о робких неумелых поцелуях – это что-то из разряда высшей лиги. Но все же пусть со мной пока побудет эта полудетская-полувзрослая фантазия, раз от нее на душе становится так светло.

Доктор был немногословен и слишком серьезен. Я даже засомневалась в принадлежности его к улыбчивой и разговорчивой испанской нации. Быстро осмотрев меня, задав всего пару-тройку вопросов, он остался удовлетворен моим состоянием (слава богу, ничего я себе не сломала-свернула, получила лишь сильные ушибы). И сказал медсестре, что разрешает визит полиции, если та не будет слишком утомлять меня разговорами.

Я и не думала, что разочарование от того, что вместо тайно ожидаемого «моего» полицейского мне нанесет визит совершенно незнакомый человек в униформе, будет таким сильным. Словно в самом деле, играя сама с собой в секреты и недомолвки, ждала того парня. Ну с чего, глупая, решила, что он навестит меня?

Полицейский, который пришел ко мне, задавал вопросы, касающиеся происшествия в нашем доме – моего падения. Как выяснилось, своим спасением я была обязана Розе. Это она, испугавшись, что я убилась, упав с лестницы, втайне от Антонио вызвала полицию. Предала своего сеньора, вот так. Страх оказался куда сильней. В ее сострадание ко мне почему-то не верилось. Полицейского особенно интересовал вопрос, не ударил ли меня перед падением муж и не бил ли раньше. Нет, не бил – честно ответила я. Но рассказала о том, что супруг, с его же слов, инсценировал мой суицид, дабы получить справку о моей невменяемости. О том, что похитил все мои документы и собирался насильно увезти из страны. Полицейский все обстоятельно записал. А после его визита меня навестили две молодые сеньоры из какой-то социальной службы и задавали вопросы, похожие на те, что задавал полицейский. И опять пришлось рассказывать о событиях, о которых я бы предпочла забыть. Сеньоры улыбались, успокаивали меня, но, по мне, лучше бы они оставили меня в покое. Пообещав, что придут завтра, женщины ушли.

На этот день посещения прекратились, но на следующий день прямо с утра вновь пожаловал полицейский, который был у меня накануне. И за ним следом – сеньора из социальной службы. Решался вопрос о том, чтобы мне временно предоставить комнату после выписки из госпиталя. Сеньора из социальной службы принесла телефон, и я смогла позвонить домой, успокоить встревоженную моим долгим молчанием маму.

После недолгого передыха и послеобеденного сна – новая круговерть с визитами полицейских, на этот раз уже, как ни странно, из отдела национальной полиции.

Вопросы, которые они мне задавали, вызывали недоумение. Я в них тонула – в этих странных вопросах, которые, казалось, не имели логики и никак не касались меня и наших отношений с Антонио. Мне сообщили, что мой муж арестован. Я ответила, что упала с лестницы сама. Я все еще полагала, что разговор пойдет о происшествии с моим падением.